ГОСПОДИ, ПОМИЛУЙ МАМУ, ПАПУ И РАЗБОЙНИКА
Был конец марта. Влажная мгла весенней ночи густой пеленой повисла над небольшим городком. По тротуарам одной из окраинных улиц осторожно и неспешно двигалась рослая фигура какого-то человека.
Скоро человек вышел на большую базарную площадь, всю заставленную навесами и ларями торговцев. Пробираясь между ними, он перешел на другую её сторону и остановился, прячась в тени и глядя на небольшой деревянный домик, три окна которого были ярко освещены и бросали на мостовую полосы расплывчатого желтого света. Фигура скользнула к дому и пропала, слившись с его густой тенью.
На несколько мгновений она еще раз мелькнула перед одним из окон, и если бы кто-нибудь был здесь в это время, до его слуха донесся бы сдавленный и хриплый, полный дикой радости шепот: «Самого нет! То-то удача! Ну, да ладно,... обрадую».
Через полчаса из дома, в тени которого скрывалась таинственная фигура, вышла женщина, по-видимому, горничная, и в рассеянности оставила дверь незапертой. Как молния, скользнул незнакомец в дом и очутился в передней. Осмотревшись, он, словно призрак, прошел в дальний ее угол, загороженный поставленным сюда шкафом, и стал невидим, забившись в висевшие еще не убранные зимние шубы. А в соседней комнате, служившей обитателям этого жилища столовой, слышались голоса.
Там две девочки-погодки лет шести-семи и маленький трехлетний мальчик ужинали. Их мать, совсем еще молодая женщина с красивым лицом, на котором сияла улыбка, вся насквозь пронизанная счастьем материнства, была тут же, ухаживала и кормила детей. В тот момент, когда незнакомец прятался в темной передней, одна из девочек подняла голову произнесла: «Тише!»
— Что ты, Люба? — спросила ее мать.
— Кажется, вошел кто-то.
— Кому же входить?
— Не знаю, но мне послышался скрип двери,— настаивала девочка.
Все притихли, с минуту длилась мертвая тишина.
— Нет, Любочка, ты ошиблась, видишь, никто не идет,— снова повторила мать.
Ужин продолжался. Когда дети окончили его, мать сказала: «Ну, детки, а теперь скоренько раздевайтесь и ложитесь в постельки спать, а я пойду в церковь, помолюсь за вас Боженьке, а завтра подарю вам по яичку, хорошенькие красные яички...»
Все перешли в спальную комнату. — А вдруг, мамочка, это воры забрались? — спросила Любочка.
Мать засмеялась, целуя ее.
— Я так боюсь спать, когда папа уезжает... Противные дела! — воскликнула Люба.— Из-за них папа даже Пасху с нами не встретит завтра!
— Чего же ты боишься, Любочка? — спросила мать.
— А разбойников.
— Разбойников? — удивилась мать.— За что же на нас нападут разбойники? Они грабят и убивают только богачей, у которых денег много. К нам разбойники не придут.
— Разбойник гадкий, проклятый,— совершенно неожиданно заявил все время молчавший Сережа,— его самого надо убить.
— Сережа! — укоризненно воскликнула мать.— Как тебе не стыдно! Разве можно хотеть кого-нибудь убить или желать кому-нибудь смерти и вообще любого несчастья? Кто тебя научил таким мыслям и словам?
Ребенок сконфуженно молчал.
— Разбойник — злой человек, но не проклятый! Никого нельзя проклинать, мой мальчик, и разбойников тоже. Это жалкие, несчастные люди, у которых злоба затемнила ум и загрязнила душу. Они большие грешники и делают очень много дурного, но если разбойник раскается, то Боженька простит его. Надо не проклинать разбойников, а молиться и просить Бога, чтобы Он вразумил их души и сердца.
— Боженька тоже не любит разбойников,— проговорил Сережа.
— Он не любит их, потому что они убивают и обижают людей,— наставительно сказала мать.— Когда одного разбойника распяли вместе со Христом, помните, дети, я вам недавно читала об этом, он покаялся, и Господь сказал ему, что он будет после смерти в раю.
Пока шел этот разговор, дети успели раздеться. Теперь белокурый Сережа стоял в кровати на коленях в белой длинной рубашке, напоминая своим чистым невинным личиком Херувима, и читал обычную молитву, которой, едва он только стал говорить, научила его глубоко верующая мать: «Господи, помилуй папу, маму, Любочку, Соню, Сережу и всех людей...» На минуту ребенок остановился. «И разбойника»,— добавил он, крестясь и укладываясь в постельку.
— Славный мой мальчик! Радость моя дорогая! — осыпала мать Сережу поцелуями.— Так всегда и делай, молись за всех, даже за разбойников. Им молитва нужнее, чем многим людям: они больше грешат.
Слыша слова матери и похвалы брату, обе девочки последовали его примеру и к словам молитвы прибавили трогательное «и разбойника!» В тишине комнаты чистой святой любовью звучала эта короткая детская мольба.
Прошло около часа. Давно были потушены лампы, дети спали, послушная зову колокола ушла к заутрене мать. Тогда, наконец, зашевелился темный угол вешалки и оттуда вышел спрятавшийся там человек. Скользя в темноте неслышной тенью, прошел он столовую и остановился в дверях детской. Прямо против дверей, в углу, перед большим потемневшим от времени образом Спасителя в терновом венце ярко горела лампадка. Свет ее упал на лицо стоявшего. Лохматые волосы и густая черная всклокоченная борода придавали ему вид суровый и мрачный. В правой руке у человека что-то блестело. Это был большой обоюдоострый нож, и кроткие лучи лампадки зажигали отражения на полированном лезвии. Но лицо незнакомца, который вошел в дом для убийства, не было свирепым. Наоборот, все мускулы его дрожали и подергивались какой-то страдальческой судорогой, а в черной бороде искрились оставшиеся капли: он плакал неслышными слезами. Долго человек стоял на пороге и, наконец, решился войти в эту комнату, которую, казалось, защищал и охранял Сам скорбящий Страдалец. А войдя, упал ниц перед Его образом, захлебываясь беззвучными рыданиями и сдерживая рвавшиеся наружу крики...
Где-то ударил колокол. Человек торопливо поднялся и подошел к кровати Сережи. Наклонившись, часто-часто перекрестил его. Ребенок спокойно спал. Одна ручка, выбившись из-под одеяла, свесилась с постели вниз, и к ней, как к святыне, приложился губами человек. Несвязный шепот пролетел по комнате и потонул в тишине. Обойдя и перекрестив остальных детей, человек снова вернулся к Сереже, сунул ему что-то под подушку и, увидев на столе карандаш, написал при слабом свете лампадки несколько слов на обратной стороне переплета лежавшего тут Евангелия и снова упал перед образом. Конвульсивно вздрагивало большое рослое тело, капали на пол, как свинец, тяжелые, горькие слезы и сливались с радостным ликующим перезвоном колоколов глухие надорванные стоны. А с образа с дивной радостью и Божественной любовью сияли глаза скорбящего Страдальца и вглядывались в этого кающегося разбойника так же кротко и милосердно, как некогда, почти две тысячи лет тому назад, смотрели с Креста на другого. В эту ночь вместе с Воскресением Христа воскресла и темная душа человека для новой и лучшей жизни.
— А у меня, мамочка, золотые копеечки есть! — картавил радостно Сережа, встречая входившую утром в детскую мать.
— Что ты, бутуз, выдумываешь? Какие еще у тебя золотые копеечки? — А вот посмотри...
В руках Сережи звенело несколько крупных золотых монет. Мать хотела что-то сказать, как вдруг увидела на столе развернутое Евангелие и строки, написанные на обратной стороне переплета. «Доброй матери этих чудных детей на память от разбойника, которого спасли чистые детские молитвы от страшного злодеяния»,— прочла она вслух и зашаталась, догадавшись отчасти, что было здесь ночью. Еще секунда, и взор ее упал на забытый перед иконой на полу громадный нож. И потрясенная мать слабо вскрикнула и упала без чувств.
Через три месяца в Петербург, на имя министра того ведомства, где служил отец Сережи, пришли крупная сумма денег и толстое письмо с заграничным штемпелем. Вот несколько строк из этого письма.
«Единственный сын очень состоятельных родителей, с детства я был избалован в высшей степени. Малейшие желания мои исполнялись беспрекословно, ни один каприз не встречал отказа. Рано я с головой окунулся в грязный омут пьянства и карточной игры. После смерти родителей все мое состояние совсем было растрачено и я совершил убийство. Меня судили и сослали на каторгу. Несколько лет пробыл я там, размышляя о мести тому следователю, который обнаружил мое преступление. Бежав, наконец, с каторги, я пробыл некоторое время на золотых сибирских приисках. Там мне повезло. В глухой тайге открыл я богатую золотую жилу и скоро стал богатым. Тем временем мечты о мести меня не покидали. Я решил продать прииск, убить своего мнимого врага и скрыться за границу. Первое и третье исполнено: прииск давно продан, сам я, как видно по штемпелю, в Англии».
Дальше неизвестный описывал, как забрался в квартиру и решил перерезать всю семью: жену и детей. «Такая месть мне очень улыбалась, это было гораздо лучше, чем убить его самого. Но — о, Боже! В то время, как я уже сжимал нож в руках, мать учила своих детей молиться за разбойников, а дети молились! Их молитва возносилась и за меня, потому что я тоже был разбойник! Я не знаю, что сделалось со мной, я переродился в эту Святую ночь и из зверя и негодяя стал человеком. Наверное, дошла молитва детских сердец до Престола Всевышнего, и Он, Милосердный Судья миров, дал мне слезы раскаяния и принял эти слезы и рыдания мои, как принял некогда молитву распятого на Кресте с Его Сыном разбойника».
Письмо заканчивалось просьбой переслать большую сумму отцу Сережи на его воспитание. Снизу стояла короткая подпись: «Разбойник».
Деньги и это письмо были отправлены министром по назначению.
Есть ли Бог на свете?
Об этом короткий рассказ притча – ЦИРЮЛЬНИК И КЛИЕНТ
Один человек пришёл в парикмахерскую. Во время стрижки и бритья заговорили с парикмахером о Боге.
Парикмахер сказал:
— Что бы Вы мне ни говорили, а я не верю, что Бог есть.
— Почему? — спросил клиент.
— Достаточно выйти на улицу, чтобы убедиться, что Бога нет. Вот скажите, если Бог существует, откуда столько больных людей? Откуда беспризорные дети? Если бы он действительно существовал, не было бы ни страданий, ни боли. Трудно представить себе любящего Бога, который допускает всё это.
Клиент задумался. Когда парикмахер закончил работу, клиент щедро расплатился. Выйдя из парикмахерской, он увидел на улице заросшего и небритого человека. Тогда клиент вернулся в парикмахерскую, пригласил парикмахера к окну и, показывая пальцем на бродягу, сказал:
— Парикмахеров не существует! — вежливо приподнял шляпу и вышел.
А вот как об этом говорится в песне-притче Светланы Копыловой
К Цирюльнику пришел Клиент один из многих
Внезапно разговор зашел них о Боге
Цирюльник говорил, что был бы Бог на свете
Народ не знал бы войн, не умирали б дети…
А если на земле такое зло твориться,
Как этому всему позволил Бог случиться?
Цирюльник утверждал, клиенту брея щеки,
Что как тут не крути, а нет на свете Бога…
На улице Клиент увидел как бездомный
Заросший человек щетину чешет сонно.
И, возвратившись, он Цирюльнику ответил
«Теперь я знаю – нет цирюльников на свете»
«А были бы они, я не встречал бы больше
На улице людей небритых и заросших»
И , поведя плечом, Цирюльник хмыкнул:
«Что же, пускай они придут – я подстригу их тоже»
Вот так же и Господь -
Ждет всех людей планеты
Но люди не идут
К Божественному свету.
В середине 90 годов учительница из Останкинской средней школы Виниченко Валентина Ивановна стала приводить свой класс в наш Никольский храм. Детям рассказывали о Господе Иисусе Христе, о вере, о Церкви. Посещения заканчивались неизменно угощением. Все были довольны. 
Так завязалась связь храма со школой. Несколько раз пробовали добиться разрешения директора на совершение молебна об учащихся 1 сентября, получали отказ. Наконец, в 2000 году в первый класс поступила дочка нашей активной прихожанки, и настоятель решил без приглашения прийти на торжественную линейку. Когда он стоял за спинами родителей, к нему подошла женщина, как потом выяснилось, учительница русского языка и литературы Людмила Ивановна Гаврилова, и предложила побеседовать с детьми ее класса. Так, несмотря на неудовольствие директора, с ее помощью священник впервые вошел в школу и 6 уроков беседовал с учащимися разных возрастов, от маленьких до старшеклассников. А через короткое время в школе появился новый директор Нина Владиславовна Салагина.
О том, как дальше складывались отношения прихода и школы, рассказывает В. И. Виниченко.
«С согласия и одобрения директора школы Салагиной Нины Владиславовны началось систематическое преподавание предмета «Основы православной культуры» в нашей школе. С 2001 года один урок в неделю в каждом классе начального звена проводит настоятель Никольского храма отец Алексий. Мы, учителя, присутствуем на всех его встречах с детьми.
Каждый урок познавательный, воспитывающий и высоконравственный, очень много наглядности. С большим вниманием дети слушают отца Алексия, очень эмоционально он читает им рассказы русских православных писателей, притчи из Евангелия. Вместе со священником они с огромным удовольствием поют православные песнопения и песни, слушают облагораживающую душу духовную музыку. А где еще они ее могут услышать и сравнить с музыкой современной и «светской», как не на занятиях православной культуры?
Дети с нетерпением ждут эти уроки. Спрашивают у меня: «Придет батюшка сегодня?» «Да» — в ответ возглас радости. Или: «Нет, дела в храме, не сможет» — в ответ возглас разочарования.
Как-то я спросила у детей: «Какой день недели ты больше всего любишь?» Ожидала — субботу, воскресенье, кто же не любит выходные дни? И вдруг, совершенно неожиданно: один — вторник, другой — вторник, третий — вторник, и весь класс — вторник. Я в полном недоумении. Спрашиваю: «Дети, почему вторник-то?» И дружный ответ класса: «А по вторникам к нам батюшка приходит!» По-моему, это показывает, что уроки эти детям нужны, и вносит ясность в дебаты вокруг вопроса о целесообразности введения предмета православной культуры в школах. Наверное, надо спросить самих детей, ведь всегда считалось, что «их устами глаголет Истина».
С каким желанием и увлечением готовят дети православные праздники — Рождество Христово, Пасху и другие. Учат роли, шьют костюмы. Во всем им помогают родители, с интересом смотрят наши спектакли и готовят стол с крашеными яичками и куличами.
Незабываемы наши поездки по храмам, монастырям Подмосковья и остановки на зеленых лужайках, где организуются веселые игры и совместная трапеза. И здесь продолжается нравственное воспитание детей, например, действует непреложное правило: угости сначала соседа, потом возьми себе.
Часты встречи отца Алексия и со старшеклассниками, юноши и девушки стремятся получить ответ на волнующие их насущные вопросы.
Вот уже 7 лет накануне последнего звонка и экзаменов выпускники получают благословение отца Алексия в Никольском храме. Это стало доброй традицией храма и школы. Приход участвует во всех школьных торжествах. В 2006 году впервые был отслужен в здании школы молебен «Об учащихся отроках», в котором принимали участие все учителя и дети».
